Премудрость

 

Велицы бо суть суди Твои, (Господи,) и неизглаголанни: сего ради ненаказанныя души заблудиша.

Возмневше бо насильствовати язык святый беззаконнии, узницы тмы и долгою нощию связани, заключени под кровы, беглецы вечнаго Проведения лежаша.

Утаитися бо мняще в сокровенных гресех, мрачным забвения покрывалом расточени быша, ужасающеся люте и страшилищами возмущени:

ниже бо содержай их вертеп без страха сохрани, шумы же сходяще возмущаху их, и привидения дряхлая печальными лицами являхуся.

И огненная убо ни едина сила можаше освещати, ниже звезд светлии пламение просветити можаху в ту нощь страшную.

Являшеся же им токмо внезапный огнь страха исполнь: устрашаеми же невидимым оным призраком, мняху горшая быти видимая.

Волшебнаго же художества предлежаху посмеяния, и о премудрости величания обличение укоризненно:

обещающиися бо изгнати страхи и смущения от души болящия, сии посмеятелным страхом боляху.

Ибо аще и ничтоже их мятежное устрашаше, зверей преходами и змиев звизданьми подвижени погибаху трепетни, и аера отнюд неизбежнаго отрицающеся видети.

единым бо ужем тмы вси бяху связани. Аще дух звиздаяй, или между частых древесных ветвей птичий глас сладкопеснивый, или сила водная текущи зелне,

или шум зелный низпадающих камений, или играющих животных течение невидимое, или рыкающих лютых зверей глас, или отзывающься от дебрей горских глас, разслабляху оных устрашающе.

Вся бо вселенная светлым просвещашеся светом, и невозбранными делы содержашеся:

на единых же оных простирашеся тяжкая нощь, образ будущаго их восприятия тмы: сами же себе быша тмы тяжчайшии.