Ф.Е. Мельников
Талантливый исследователь раскола

(Член Государственного Совета, проф.-протоиерей Т. Буткевич)

Среди старообрядцев в последнее время стало «популярным» имя протоиерея Буткевича, члена Государственного Совета. Он выдвинулся своими выступлениями в «Русском собрании», в Государственном Совете и в печати против законопроекта о старообрядческих общинах. Имя его теперь заслуженно стоит в ряду таких «обличителей» старообрядчества, как Игнатий тобольский и сибирский, Питирим нижегородский, Дмитрий ростовский, Никифор астраханский и другие Раньше же старообрядцы совсем не знали о. Буткевича. Впервые мне пришлось его увидеть и услышать 13 ноября прошлого года в Петербурге в «Русском собрании», где он читал доклад о старообрядческом законопроекте. В петербургских газетах за несколько дней до означенного числа публиковалось, что член Государственного Совета, профессор харьковского университета, протоиерей о. Т. Буткевич прочтет доклад, широковещательно озаглавленный: «Одобренный Государственною Думою законопроект о старообрядческих общинах пред судом истории и русского народного правосознания». Сколько высоких званий совмещается в докладчик! На какую интересную, захватывающую тему будет читаться доклад: тут и законопроект, и суд истории, и народное правосознание. Было бы непростительно упустить столь дорогой случай – послушать «высо коученого», «глубокообразованного» и сановитого мужа. Во что бы то ни стало я решил попасть на доклад. Со мною отправился в «Русское собрание» М.П. Бриллиантов. Нас впустили в зал беспрепятственно, взяли с нас только по одному рублю за удовольствие послушать доклад профессора Буткевича. С нетерпением мы дожидались чтения доклада. Наконец, на кафедре появился огромного роста иерей и всей грудной фигурой навалился па трибуну. В руках у него была объемистая тетрадь, которую он и начал читать зычным голосом и вызывающим тоном. Это и быль член Государственного Совета профессор-протоиерей Буткевич. Боже мой! Что мы услышали из уст этого «ученого» докладчика. Много я слышал всякой брани на старообрядчество от оо. миссионеров господствующей церкви, знаком с их «литературным творчеством»: подлогами, подтасовками, извращениями фактов, ложью и т. п. приемами. Но то, что пришлось услышать от о. Буткевича, до того поразило меня своей неожиданностью, и своим содержанием, что я стал сомневаться: да верно ли, что Буткевич профессор и член Государственного Совета? Да и Буткевич ли это? Не хотелось мириться с мыслью, что столь невежественный, грубый и совсем не дорожащий правдой человек мог достигнуть высокого почти священного звания профессора, да еще университетского, и пробраться в законодатели верхней палаты. После я вычитал очень меткий отзыв одного известного публициста о Буткевиче, что он «бездарен, как стоптанная калоша». Это все же не решало вопроса: как могла эта «калоша» стать «ученой» головою? Если бы я стал без свидетелей и без документов в руках передавать то, что читал в «Русском собрании» о. Буткевич, мне бы не поверили, пожалуй, признали бы, что я по какому-либо пристрастию говорю неправду на почтенного и «талантливого исследователя раскола», как отрекомендовал Буткевича пред чтением его доклада председатель «Русского собрания».

Ко грустному удовлетворению моему, доклад этот напечатан в «Миссионерском Обозрении» (№ 11, за 1909 год), хотя и в значительно сокращенном виде. Даже этот орган печати, ничем не брезгующий, не нашел возможным напечатать полностью доклад харьковского профессора. Но и в напечатанном виде он дает довольно яркое представление об его авторе.

Доклад о. Буткевича – это отвратительный поток клеветы и лжи на старообрядчество Невозможно было спокойно выслушивать те клеветнические и гнусные обвинения, какие он выставлял против старообрядцев, ту придирчивую, бездарную и дикую критику, которой он подвергал законопроект о старообрядческих общинах.

В первой половине доклада о. Буткевич рисовал старообрядцев страшными и чрезвычайно опасными врагами русского государства. Они, по утверждениям о. Буткевича, постоянно мыслят злое о России, участвовали во многих противогосударственных бунтах; при войнах России со шведами и с Турцией они изменяли русским войскам и шпионили в пользу вражеской армии. Во время отечественной войны они перешли на сторону Наполеона. Они не молятся за русских царей, не признают за ними императорского титула. Не раз делали заговоры против царского престола и покушались на жизнь двух русских императоров: Петра I и Николая I. Как же можно, – делал отсюда вывод о. Буткевич, – давать таким ужасным врагам России и правительства какую бы то ни было свободу. Они достойны только истребления или, в лучшем случае, изгнания из пределов России. Почтенный представитель господствующей церкви так злобно и угрожающе читал свой жупельный доклад, что, казалось, он ни на минуту не задумался бы перед поголовным истреблением старообрядцев и, была бы только возможность, сам собственноручно принялся бы распластывать их. Он с видимым наслаждением говорил о прежних казнях старообрядцев. Признаться, было жутко слушать братоубийственный доклад современного о. инквизитора. Невольно рисовалась картина того страшного времени, когда бесчеловечно, без всякой жалости, тысячами сжигали старообрядцев представители церкви, вдохновители адских пыток и истязаний над верующим русским народом.

Смело и уверенно говоря о старообрядцах, как врагах русского государства, о. докладчик в подтверждение своих уверений не сослался ни на одного русского историка, ни на один какой-нибудь исторический документ, не указал ни одного факта измены старообрядцев. Трудно допустить, чтобы о. Буткевич, состоящий в профессорском звании, не знал русской истории и тех многочисленных и бесспорных фактов, которые более чем красноречиво и убедительно свидетельствуют о высоком патриотизме русских старообрядцев, о их необыкновенной преданности своему отечеству и престолу. Никакие пытки и казни не в силах были вырвать из них любовь к родине, не могли разбить чистую, светлую их душу, – душу великого русского народа. В истории русских войн занесены даже такие факты: во время вторжения Карла XII в Россию и измены гетмана Мазепы ветковские старообрядцы сами собрались и дружно стали против врогов русской земли, ведя против них добровольную партизанскую войну («Истор. очерки поповщ.», П. Мельникова, ч. I, стран. 69–70). «Судьбе угодно было, – говорил в Государственной Думе правый депутат Павлович, – не раз ставить государственность старообрядцев на испытание, и всякий раз старообрядцы выходили из него с честью. Уместно вспомнить, что победа под Полтавой была обусловлена победой при Лесной, где русские одержали победу в значительной степени благодаря ветковским старообрядцам» (см. стеногр. отчет о заседаниях Государственной Думы по старообрядч. законопр., стран. 43). А заслуги румынских и бессарабских старообрядцев неужели неизвестны о. Буткевичу? Только благодаря им русская армия удачно перебралась через Дунай во время похода её против турок. Если так относились к Руси зарубежные старообрядцы, то что можно сказать и старообрядцах, живущих в России. Подвергать сомнению их патриотизм могут только действительные враги России, жаждущие насилий и братоубийственной войны. Фамилия Буткевича уж очень напоминает Кибальчича, одного из убийц Александра II. Кстати и тот, и другой принадлежат к одному духовному сословию.

0. Буткевич нисколько не церемонился с историческими фактами и самым безбожным образом их извращал. Наполеона, например, встречал в Москве никонианский священник Новинского монастыря о. Пылаев и служил для него литургию в Успенском соборе (см. в кн. «Художник В. В. Верещагин», стр. 4. Москва, 1895 г.), а Буткевич утверждал, что будто бы старообрядцы с радостью встретили Наполеона в Москве. Угощать французов в Москв имели «честь» наместник московского Новоспасского монастыря о. Никодим с монахами и послушниками (см. кн. «Новоспасский монастырь в Москве», стр 20. изд. 1893 г.), а Буткевич и эту «честь» приписал старообрядцам. На сторону Наполеона и в других городах России перешло духовенство господствующей церкви, например, Варлаам, архиепископ могилевский, с подчиненным ему клиром в кафедральном соборе г. Могилева служили литургию в честь Наполеона, поминали его в ектениях, как «французского императора и итальянского короля» и торжественно праздновали день его тезоименитства 3 августа. Варлаам принес присягу Наполеону и предписал по епархии, чтобы все «были верны установленному правительству от Его Императорского Величества французского императора и итальянского короля Наполеона». Все духовенство могилевской епархии, за исключением 1/3 присягнуло Наполеону («Русская Старина», 1908 г.). Об этом изменническом подвиге своего духовенства о. Буткевич не только не сказал ни одним словом в своем докладе, но без всякого объяснения приписал эту измену старообрядцам. Удивительно, как может духовное лицо, состоящее в высоком положении государственного сановника, так беззастенчиво и без всякого стыда клеветать на коренной русский многомиллионный народ. Выступление о. Буткевича со своим докладом лишний раз обнажило страшно озлобленную душу духовенства господствующей церкви, отравленную ядом ненависти к старообрядчеству. Можно ли ждать от него когда-либо мира и любви. Замечательно, что о. докладчик в течение трех часов чтения своего доклада ни разу не упомянул имя Христа, словно и оно ему ненавистно. Ни разу он не назвал и старообрядцев старообрядцами. Все время именовал их «раскольниками».

Вторая половина доклада состояла из нападок на законопроект о старообрядческих общинах. Докладчик утверждал, что этот законопроект списан с всемирного еврейского «Бунда». Серьезно уверял слушателей, что если пройдет и в Государственном Совете законопроект о старообрядческих общинах, то после этого все старообрядцы запишутся в монахи, чтобы избавиться от воинской повинности, а «толстосумы раскольнические, – выкрикивал высокосановитый докладчик, – уйдут в архиереи. Некого будет и в солдаты брать». Вторую часть доклада слушать было просто весело, столько в ней было развлекающей нелепости и смешного вздора. Из инквизитора почтенный докладчик превратился в забавного рассказчика. Он утверждал, например, что скоро Россия покроется старообрядческими кабаками, старообрядческими столовыми, старообрядческими пивными, а половыми в них будут старообрядческие попы и архиереи. Какой тогда ужас будет по всей России. Невольно закрадывается подозрение: уж не зависть ли заставила о. Буткевича говорить о кабаках и архиереях, служащих в них за половых. Что-ж, может быть, в самом деле он здесь чувствовал бы себя на своем месте, с своим подходящим к этой обстановке «талантом». Государственный Совет едва ли потерпит большой ущерб, если один из его членов уйдет, по призванию и влечению, на иную службу. На этом месте «талантливый исследователь раскола» имел бы несомненный успех.

После доклада о Буткевича я попросил у председателя собрания слова. Но тут произошла курьезная история. Сначала докладчик потребовал себе отдыха на 10 минут, ссылаясь на свое утомление, точно во время речи возражателя ему не было возможности отдыхать. В ожидании окончания объявленного 10-минутного перерыва я занял кафедру. В это время докладчик, председатель и ген.-миссионер Скворцов о чем-то беспокойно совещались. Неожиданно для всех председатель поставил на голосование вопрос: допускать ли обмен мнений по поводу доклада? И несмотря на то, что большинство присутствующих было за обмен мнений, объявил собрание закрытым. Тогда я обратился к председателю с просьбой назначить в ближайшие дни особое заседание для возражений на доклад о. Буткевича. Возражать записался и М. П. Бриллиантов. Председатель обещал просьбу мою разрешить в собрании совета «Русского собрания» 17 ноября. Буткевич же заявил, что он свой доклад напечатает отдельной брошюрой и разошлет всем членам «Русского собрания», тогда только он согласится выслушивать возражения. Придумал совсем нехитрый способ укрыться от разоблачений клеветнического доклада со стороны возражателей.

15 ноября я отправил в совет «Русского собрания» следующее заявление: «Прочитанный в заседании «Русского собрания» 13 сего ноября доклад протоиерея Т. И. Буткевича об одобренном Государственной Думой законопроект о старообрядческих общинах вызывает со стороны старообрядцев серьезные возражения. К сожалению, не было возможности высказать их в том же заседании «Русского собрания». Но г. председатель заседания был так любезен и внимателен как к моей, так и других старообрядцев просьбе – выслушать их возражения, что обещал в заседании совета «Русского собрания», имеющем быть во вторник, 17 сего ноября, поднять вопрос о назначении в ближайшие дни особого публичного заседания в зале «Русского собрания» для выслушания возражений со стороны старообрядцев. Вполне надеясь, что совет не откажет старообрядцам в означенной просьбе, я почел не лишним представить совету прилагаемую при сем программу моих возражений на доклад о. протоиерея Т. И. Буткевича. Может быть, совет пожелает выслушать мои возражения предварительно в своем заседании, то я был бы очень рад разрешению присутствовать на заседании совета и дать в нем свои объяснения».

Программа мною представлена в следующем виде:

1.  Значение вопроса о старообрядцах в настоящее время.

2.  Источники и материалы для выяснения вопроса о старообрядчестве.

3.    Толки и согласия старообрядчества.

4. Количество старообрядцев в России.

5. Что такое старообрядчество? Определение церковного его характера. Его протест на религиозной п национальной почве против реформ патриарха Никона и Петра I-го.

6. Отношение старообрядцев к государству и правительственной власти.

7. Положение старообрядчества в России и отношение к нему правительства и церкви.

8. Положение «православной» церкви и отношение к ней старообрядцев.

9. Бесправие и права старообрядцев в последнее 10-летие.

10. Законопроект о старообрядческих общинах в министерской и думской редакциях.

11. Его неполнота и несовершенство. Критика законопроекта.

12. Дальнейшая судьба законопроекта в Государственном Совете. Отношение старообрядцев к законопроекту.

Несколько раз я справлялся в канцелярии «Русского собрания», какое последовало решение совета по поводу моего заявления. Но ответа добиться не мог. Возвратившись в Москву, я получил уже здесь запоздалое извещение из канцелярии «Русского собрания», что совет согласился выслушать мои возражения на доклад Буткевича. Просьба о публичном собрании была, конечно, отклонена. Ехать нарочито в Петербург, чтобы изложить возражения мои перед 5 – 6 лицами совета, враждебно настроенными против старообрядчества, я не нашел возможным.

Редакция «Миссионерского Обозрения» заслуживает благодарности за напечатание доклада о. Буткевича, хотя нельзя не выразить и сожаления, что он неполностью напечатан. Но и по напечатанному труду «ученого профессора» можно иметь верное суждение об «учености» и «талантах» современных обличителей старообрядчества, носящих высокое звание государственного сановника. «Ученый» труд профессора Буткевича не заслуживает того, чтобы на нем подробно останавливаться. Но для характеристики его автора не лишне отметить несколько приемов Буткевича, как образчики «глубокой образованности» «талантливого исследователя раскола».

Он называет содержимые старообрядцами обряды «испорченными» и «искаженными» (стран 1703 и 1704, в № 11 «Миссионерского Обозрения», 1909 г.). Это обнаруживает, что профессор Буткевич не знает новых исследований по расколу профессоров духовных академий: Голубинского, Каптерева, Смирнова. Незнаком он, как видно из его доклада, и с учеными трудами проф. С. Белокурова. Иначе он не повторял бы нелепые рассказы о книжном исправлении при митр. Иосифе и Никоне, вычитанные им, очевидно, из старых семинарских учебников. Хорош «талантливый исследователь», если он не знает даже того, что теперь должно ясно быть известно каждому семинаристу.

Бутксвич приписал известному диакону Феодору, протестовавшему против реформ Никона, мнение, что «антихрист есть диавол, невидимый дух» и воцарился он в 1666 г. (стран 1706). Читал ли когда-либо «ученый», но совсем невежественный профессор Буткевич статью проф. петербургской духовной академии И. Ф. Нильского: «Как учили об антихристе первые расколоучители?» («Христ. чтение», 1889 г, т. I, стран. 693–719). «Этой статьей, – отзывается о ней проф. П. Смирнов, – автор основательно доказал, что, во-первых, Аввакум и Феодор. не говоря уже о Лазаре, отрицают наступление царства антихриста, и что, во-вторых, они не считали антихристом патр. Никона». «Собственно говоря, этой статьей покойного профессора было положено прочное начало верному (курсив П. Смирнова) взгляду на учение первых расколоучителей об антихристе» («Внутренние вопросы в расколе», П. Смирнова, стран. 061, изд. 1898 г.) Еще двадцать лет назад должен бы знать это харьковский «ученый», а он и теперь этого не знает. Знает ли он, по крайней мере, что проф. Н. И. Субботиным изданы «Материалы для истории раскола», в которых он мог бы видеть сочинения диакона Феодора (том VI) и знать из них то, что в настоящее время известно всем, даже поверхностно знакомым с историей раскола? Сомнительно.

Поразительное невежество обнаружил Буткевич и в утверждении, что старообрядцы «не допускают моления за Царя» и «не признают Императорского достоинства за Государем» (стран. 1708). Вспомнил бы он хотя знаменитые «Поморские ответы» или письма протопопа Аввакума о молении за Царя. Или он не знает ничего и об этих классических произведениях старообрядческой литературы? Чего стоит такой профессор! Сравнили его со «стоптанной калошей». Но и та имеет свое достоинство и пригодность. А этот «ученый» куда же годится? Только разве клеветать на старообрядцев. Почтенное занятие.

Буткевичу во что бы то ни стало хотелось доказать, что старообрядцы – враги русской государственности и противники царской власти. Вот любопытный образчик профессорской аргументации. «Как в древней греческой церкви, – говорит Буткевич, – так и в нашей даже соборные постановления только тогда получат обязательную силу, когда были одобряемы царским авторитетом. Так, например, в 1655 году проживавший в Москве антиохийский патриарх Макарий обратил внимание русских архиереев на то, что практиковавшееся тогда у нас принятие в церковь поляков (т. е. католиков) через вторичное крещение незаконно. Созванный по этому поводу собор согласился с Мелетием (как скоро Буткевич превратил Макария в Мелетия) и сделал соответствующее постановление. Но для того, чтобы это постановление возымело обязательную силу, царь Алексей Михайлович должен был издать еще особый указ об его утверждении. Ясно, что раскольники, не признающие этого соборного постановления, оказываются противниками и царской воли. То же самое нужно сказать и о постановлениях большого московского собора, осудившего в 1667 году поведение самих раскольников. Они также были утверждены, государем» (стран. 1699).

Греки до сих пор перекрещивают латин, значит, и они «оказываются противниками царской воли»? Как легко, по суду Буткевича, попасть в государственные преступники. Не договорил лишний раз «аллилуия» – и за это одно стал противником царской власти, назвал в символе веры Духа Святого «истинным» – и этим совершил политическое преступление, так как постановления собора 1667 г. по этим вопросам утверждены государем. Сам Буткевич, по собственному суду, тоже попал в государственные преступники. Собор 1667 г. постановил, чтобы духовенство носило одежду только черного цвета, это определение подтверждено и императором Петром I в духовном регламенте. Однако член Государственного Совета Буткевич не стесняется носить одежду зеленого цвета По крайней мере в тот раз, когда он читал свой доклад в «Русском собрании» и громил старообрядцев за «аллилуию», находя в ней противление царской власти, он был в зеленой рясе. Счастье его, что никто не догадался привлечь его к ответственности за столь дерзкое противление царской власти. Пришлось бы тогда почтенному «ученому» прямо с кафедры идти в полицейский участок. Разумеется, это совершилось бы только в том случае, если бы и судебные, и полицейские власти нашего времени пришли к «ученому» выводу, что перекрещивание латин, двоение аллилуия и т.н. «деяния», воспрещенные собором 1667 г., есть противление царской власти.

Все время утверждая, что старообрядцы – упорные противники царской воли, о. Буткевич пришел, наконец, к выводу, что и современное правительство идет с старообрядцами рука об руку в этом их противлении.

«Вопреки явно выраженной воле Государя (п. 9), правительство, – свидетельствует о нем о. Буткевич, – дает право старообрядческим наставникам пользоваться иерархическими наименованиями (п. 27 прим.). Вопреки воле Государя (п. 9), оно отказалось от признания за административной властью права утверждать избираемых наставников и настоятелей в их должностях, хотя без утверждения Государя в православной церкви никто не может быть возведен в епископский сан. Вопреки Царской воле (п. 10), оно дозволило раскольническому духовенству употребление церковного облачения, а также монашеского и духовного одеяний. Таким образом, правительство, собственно говоря, пошло не далее Высочайшего именного указа 17 апреля 1905 года, а против него“ (стр. 1721).

Нужно добавить к этому, что и правительствующий синод, и архиереи господствующей церкви, и особенно сам докладчик идут, действительно, «вопреки явно выраженной воле Государя», повелевшего не именовать старообрядцев оскорбительным именем «раскольники». Таким образом, по докладу Буткевича, в государственные преступники попали не одни лишь старообрядцы. В этом страшном преступления пошиты все: и правительство, и духовное ведомство, и даже, – какое несчастье, – сам «талантливейший исследователь раскола». Какая ловкость у современного профессора: направлял стрелы свои в старообрядцев, а попал в себя. Что и говорить – «талант». Вот еще образчик «ученого» самоуничтожения: Буткевич считает старообрядцев каких-нибудь 2 – 3 миллиона, не более. Но совершенно другой подсчет мы находим в его докладе, где он разносит старообрядческие общины. «Долго думала, – докладывает харьковский профессор, – наша третья Гос. Дума над нормою старообрядческой общины. Правительство требовало, чтобы раскольническая община состояла не менее, как из 50 человек. Сами раскольники торговались за 25 человек. Дума нашла достаточным ограничить состав раскольнической общины 12-ю лицами, под которыми она разумеет как мужчин, так и женщин». По думскому законопроекту, если в «селении, среди многочисленного «православного» населения живет раскольническая семья, состоящая из 12 человек, то она может иметь свой «храм», своего «попа», или даже «архиерея», может открывать какие-угодно торгово-промышленные заведения и банки, учреждать школы и монастыри! Это ли не житье? Это ли не масленица! А сколько удобств для пропаганды! Ведь таких религиозных общин – в 12 человек числом – наши раскольники могут открыть целые миллионы» (стран. 1728). Заметьте: «целые миллионы»!

Как ни невежественен «талантливый» профессор харьковского университета, все же трудно допустить, что он даже арифметики не знает. Неужели он не может усвоить и этого простого вычисления, что если даже не «целые миллионы», а только один миллион общин откроют старообрядцы, – и в таком случае нужно считать старообрядцев 12 миллионов. А если «целые миллионы» общин могут открыть старообрядцы, – ну, этак миллионов 5–6, – то ведь тогда старообрядцев насчитывается 60 – 70 миллионов. Никто, конечно, не тянул Буткевича за язык на это признание столь огромного количества старообрядцев. И если его сделал «ученый» и сановитый протоиерей добровольно, то не спроста он так часто говорил в своем докладе о «масленице», «гостиницах», «трактирах», и «кабаках». Видно, все эти заведения очень легко вместились в его профессорской голове. Не от этого ли она и «талантлива».

Можно бы много указать таких приемов самообличения в докладе «ученого» профессора. Но, кажется, и то, что уже отмечено, достаточно выясняет моральную ценность «творчества» Буткевича. Прибавим лишь заключительные слова доклада. «Во всех своих челобитных и прошениях, начиная от Алексея Михайловича до наших дней, раскольники никогда не просили для себя свободы вероисповедания и богомолений, не верьте их хныканью и рассказам об их мнимых страданиях» (стр. 1732). Такими протоиерейскими словами закончил свой доклад «талантливый исследователь раскола». Вековые мучения старообрядцев – горение на кострах, смерть на плахах, заточения, ссылки, всякие преследования, – все это, но признанию «безпристрастного ученого» о. Буткевича – «мнимые страдания»; а просьбы и мольбы старообрядцев, смоченные слезами и кровью, он грубо и зло называет «хныканьем». А чего стоит это утверждение, что «старообрядцы никогда не просили себе свободы вероисповедания и богомолений»? Сознательная ли это ложь или лишнее доказательство глубокого невежества «талантливого исследователя раскола», его незнакомства с многочисленными вековыми просьбами и ходатайствами старообрядцев пред правительством. Не правда ли, «знаменитый» профессор!

Во время прений в Государственном Совете по законопроекту о старообрядческих общинах о. Буткевич выступил с обличительной речью против старообрядцев и, конечно, не мог удержаться даже в этом высоком собрании, чтобы не забросать старообрядчество клеветой. «Должен сказать, – говорил он в своей речи, – что 5 августа 1905 года в Нижнем-Новгороде был созван (шестой) всероссийский старообрядческий съезд, на котором, по неосторожному внушению губернатора, был поставлен вопрос: благодарить ли правительство за эти «милости». Единогласно в числе 550 человек съезд постановил «не благодарить, а порицать за милости правительство» («Новое Время», №12273). Откуда взял эти сведения член Государственного Совета о. Буткевич, – этого он не указал. В протоколах VI-го всероссийского старообрядческого съезда значится как раз обратное. Этот съезд именно постановил выразить Его Императорскому Величеству в особом всеподданнейшем адресе чувства глубокой благодарности за указ 17 апреля 1905 года (см. «Труды шестого всероссийского старообрядческого съезда», стран. 8 и 81). Постановление съезда, было приведено в исполнение. На всеподданнейшем адресе подписалось до 77,000 старообрядцев. В адресе говорилось: «Ныне милостью Всемогущего Бога и Твоей Царской власти мы узрели свет религиозной свободы и получили неотъемлемое наше достояние – права гражданства. Голос сердца, внутренний долг ном повелевает предстать пред лицо Твое, излить перед Тобою одушевляющие нас чувства беспредельной благодарности и преданности, но не знаем я не видим к тому доступа. Повели, Великий Государь, и выборные наши явится к Тебе, чтобы живым словом досказать Тебе то, что мы не в силах передать сими слабыми письменами».

Адрес быль представлен Государю Императору 21 февраля 1906 года многочисленной старообрядческой депутацией, в состав которой входили 120 представителей старообрядчества. Благосклонно приняв адрес, Его Императорское Величество изволил произнести: «Передайте всем тем, которые вас послали ко Мне сердечное Мое спасибо за ваши чувства и преданность Мне, которым Я искренно верю и дорожу. В вашей любви я преданности Я всегда находил утешение, и в это тяжелое время, переживаемое Россией, Я почерпаю в них силы для своих трудов. Даст Бог нам увидеть скоро успокоение дорогой родины. Еще раз благодарю вас всех» (см. «Голос Старообрядца», 1906 г., № 12).

Относительно этих старообрядцев о. Буткевич дерзнул в Государственном Совете утверждать, что они постановили «не благодарить, а порицать за милости правительство». Как назвать такое утверждение высокосановитого протоиерея. Это – не клевета только. Это – мерзкое, гадкое плевание в чистое лицо старообрядчества, топтание нечистыми ногами по святой душе его. Удивительно, как могут терпеть в своей среде члены Государственного Совета столь низкого и дерзкого клеветника. Казалось бы, одно прикосновение к нему роняет достоинство честного человека. Тот же всероссийский старообрядческий съезд, так беззастенчиво оклеветанный о. Буткевичем, постановил отправить приветственную телеграмму главе тогдашнего правительства г. председателю совета министров (ныне графу) С. Ю. Витте с выражением благодарности за его труды по проведению в жизнь вопроса о веротерпимости («Труды шестого всероссийского старообрядческого съезда старообрядцев 2 – 5 августа 1905 года», стран 9). Постановил представить благодарственный адрес и бывшему министру внутренних дел князю Святополк-Мирскому за его труды в деле освобождения русского народа от гнета и стеснений (там же, стран 16).

Один из участников шестого съезда, М.П. Бриллиантов, печатно (в «Новом Времени») изобличил о. Буткевича в клевете, доказав ссылками на протоколы шестого съезда, что старообрядцы постановили на нем не порицать, а благодарить правительство. Уважающий себя человек после такого изобличения почел бы долгом извиниться пред обиженными им лицами или, в крайнем случае, смолчал бы и в другой раз не стал бы повторять изобличенной клеветы. Что же делает «ученый» и высокопоставленный служитель церкви? Он прибег к помощи тех излюбленных им приемов, образчики которых мы видели выше, и снова повторил свою клевету. Видно, «араба» никаким мылом не отмоешь Отвечая на обличения М.П., он заявляет в «Новом Времени» (№ 12283) и миссионерском «Колоколе» (№ 1253): «Я говорил в Государственном Совете речь после графа С. Ю. Витте, который, в доказательство старообрядческой преданности престолу и отечеству, прочитал несколько «благодарственных» телеграмм. Естественно, мне пришла мысль о «деяниях» ¹этот, открытый 2 августа 1905 года, окончился скандалом политического характера и с 6 по 10 августа уже продолжался без разрешения правительства, в виде частного собрания, но в полном своем состав, как это и видно из его подлинных протоколов, отпечатанных в журнале «Старообрядец», за 1900 г, кн. VI – VII, которые я и имел в виду».

Наконец – то, припертый к стене, почтенный «ученый» впервые в своем походе против старообрядцев сделал ссылку на документ. Но эта ссылка дает нам возможность изобличить протоиерея о. Буткевича в новых его злонамеренных подлогах, явной подтасовке и других нечистоплотных приемах. Выше мы видели, какой изумительной неспособностью разбираться в цифрах страдает наш обличитель: никак не мог он определить – три ли миллиона старообрядцев или 60 миллионов. Эту неспособность он обнаружил и при новом походе своем против старообрядцев Но его подсчету, на шестом съезде старообрядцев участвовало 550 человек. На самом же деле, их было только 208 человек, все они переименованы в «Трудах съезда». Где достал о Буткевич лишних 342 старообрядца? И что это за старообрядцы, – это держит он в большом секрете. Должно быть он добыл их там же, где насчитал в ужасе «целые миллионы старообрядческих общин» в 12 человек каждая. Но этого мало. «Талантливый» протоиерей сумел даже такое маленькое число, как 11, подсчитать за 550 человек Ловкость необыкновенная. Лучшие фокусники не сумеют этого сделать. После закрытия шестого всероссийского съезда старообрядцев в Нижнем Новгороде состоялось «частное собрание старообрядцев», на протоколы которого сделал ссылку о. Буткевич, и которые он, по собственному его заявлению, «имел в виду», говоря в Государственном Совете о неблагонадежности старообрядцев. Добросовестность ученого и простая порядочность требуют от протоиерея о. Буткевиича правдивости и точности, особенно в таком деле, как обвинение целого народа. К сожалению, наш обвинитель и на сей раз, как всегда, забыл об этом требовании. На «частном собрании» участвовало не 550 человек, и даже не 208, а только 11 лиц, в числе их и автор настоящей статьи. Из самых протоколов этого собрания ясно видно, что оно происходило, во-первых, после закрытия шестого всероссийского старообрядческого съезда (стран 694 и 703 в №6 журн. «Старообрядец», за 1906 г), и, во-вторых, что его составляли «люди маленькие» (стран. 703). На каком же основании он дерзает утверждать, что на этом «частном собрании» участвовал шестой всероссийский старообрядческий съезд «в полном своем составе», т.е. все 208 членов съезда, а но его подсчету – 550 представителей старообрядчества? Неужели протоиерей о. Буткевич не сознает, что ведь это же нечестно, и что за такой подлог и обман едва ли похвалят его и «свои». Буткевич оклеветал не только шестой съезд, но и «частное собрание». В каждой его фразе заключается какая-либо ложь. Он говорит, что «на съезде (он имеет в виду частное собрание), по неосторожному внушению губернатора, был поставлен вопрос: «благодарить ли правительство за милости». Не губернатором, а мною, автором настоящей статьи, был поднят вопрос на «частном собрании» о выражении благодарности Государю Императору за указ 17 апреля. Уму непостижимо, как мог член Государственного Совета принять меня, не имеющего на себе никаких чипов, за губернатора. Впрочем, после того как он 11 человек признал за 550, неудивительно, если бы он и всех 11 участников «частного собрания» выдал за губернаторов и министров.

На «частном собрании» я говорил: «Я стою за то, чтобы выразить Государю благодарность за указ 17 апреля. Священное Писание нам говорит: «Благодарны бывайте», и сами мы не можем не сознавать, что Царь, несмотря на окружающих Его льстецов и обманщиков, представлявших нас неблагонадежными людьми и врагами родины (в роде о. Буткевича), проявил к нам свое внимание Другие же цари этого для нас не делали. Не спорю, нам дано наше святое и неотъемлемое достояние каждого человека и гражданина, которое нам принадлежит по нраву и по Божьему Закону. Но мы сплошь и рядом видим, как почти все люди теснят своих ближних, стараются только о себе, и очень редкие люди искренно и бескорыстно полагают свои интересы на пользу других. Эти редкие люди и заслуживают благодарности за то, что они лучше других и среди мрака хоть немного светят. А что указ есть именно свет, хотя и слабый, в этом никто не сомневается» («Старообрядец», 1900 Год, & 6, стран 099 – 700). Вслед за этими словами в протоколах «частного собрания» значится: «Н Д. Бенин присоединяется к словам Ф. Е. Мельникова» (стран. 700). В. Е Мельников говорил: «Царь говорит в указе 17 апреля – отныне не называть старообрядцев раскольниками, а представители миссионерства, те представители, которые всегда укоряли старообрядцев в неповиновении Царской воле, печатно заявляют, что этот пункт указа для них необязателен»... «Господа! – продолжал В М., – мы искони были преданы Царю, мы ежедневно возносили о Нем молитвы» ... «Наш долг, наша священная обязанность стать на защиту попираемого Царского слова – это мы должны сделать, как в интересах Царской воли, так равно и в интересах своих. Но как, каким образом этого достигнуть? Вот вопрос, который мы и должны обсудить на нашем собрании. По моему мнению, путь для достижения этого нам указан самим Царем. В рескрипте на имя министра внутренних дел Царь говорит, что Он решил призвать для совета с собою людей, облеченных доверием народа. В силу этого Царского слова, у нас, в России, учреждается Государственная Дума. Мы, старообрядцы, и должны сказать, что только при существовании у нас Государственной Думы с решающим голосом и возможно сохранение в силе указа 17 апреля» (стран. 698).

В таком же духе говорили и другие члены собрания. А один из них воспел правительству целый акафист. «Кто, как не правительство, – говорил П.П. Захаров, – создало богатую фабрично-заводскую промышленность в России, дающую заработки миллионам рабочих? Кто же, как не оно, устроило густую сеть железных дорог, телеграфов и телефонов? Кто, как не оно, дало России суд скорый, правый и милостивый? Кто, как не то же правительство, издало драгоценный указ 17 апреля настоящего года о веротерпимости? Кто, как не оно, допустило устроить колокольню на старообрядческом Рогожском кладбище в Москве? При каком же правительстве на закончившемся старообрядческом съезде провозглашено такое равноправие полов, какого нет нигде (?!) – предоставление всем женщинам участия и избирательного права в делах приходской общины? Кто опять, как не оно, разбросало по лицу земли русской множество богатейших музеев? Кто, как не то же правительство, допустило, что свободно распространяются тысячами нецензурные книги, а старообрядческие начетчики публично обличают на беседах неправоту представителей казенной церкви» (стр. 707) ? Неужели этих речей участников «частного собрания» о. Буткевич не читал? Если же читал, то как он дерзает говорить, что это собрание единогласно постановило не благодарить правительство.

Только два члена «частного собрания» высказали, что не за что благодарить правительство. 250 лет оно нас гнало, преследовало; за это его должно, – говорили эти два лица, – не благодарить, а порицать, и именно за это угнетение, а не «милости», как и тут переврал о. Буткевич (стран. 701 и 702 № 6 «Старообрядца»). Но за этих двух лиц можно ли винить все старообрядчество? Разве они выразители его взглядов? Да и что преступного нашел о. Буткевич в их речах. Критику гонительных правительственных мер? Так эти меры само современное правительство признало негодными и отменило их. Позволительно спросить, а как относится к современному правительству иерархия господствующей церкви и ее миссионеры? Как они понимают Высочайший акт 17 апреля, изданный самим Помазанником Божиим Государем Императором? «Тяжелым ударом упало на православную церковь 17 апреля 1905 года, – говорит о нем миссионерская газета «Колокол», – подготовленное в масонских ложах международного правительства в составе лиц или инословных, или равнодушных к св. вере, или, наконец, продавших духу времени для уличной популярности и влияния на верхах свой долг охраны отечества по всей линии. Удар 17 апреля был для церкви ошеломляющим. Оно шальным ударом разбило знамя миссии» («Колокол», № 448). Еще резче и определеннее отзывается о Высочайшем указе «Миссионерское Обозрение». «Закон 17 апреля, – говорит оно, – об укреплении начал веротерпимости, изготовленный под покровительством гр. Витте, главного виновника великой российской смуты, – был первым тонким и ловким подкопом крамолы поде вековые твердыни православно-самодержавного строя российской державы, был первым предательским законодательным актом в отношении благочестивого Царя-Помазанника Божия и верховного покровителя церкви и был изменою и в отношении церкви, и державных прав православного русского народа» (1908 год, №1, стр. 118). Как скажут оо. миссионеры и о. Буткевич, – нужно ли благодарить правительство за столь «предательский» и «крамольный» закон?..

А сам о. Буткевич разве жалует наше правительство? Как он беспощадно и несправедливо нападал на него в своем докладе, прочитанном в «Русском собрании» – это мы видели выше. Только благодаря ненавистным ему свободам, он остался «неприкосновенным». А в былое время за эту его черную неблагодарность и за низкую инсинуацию на правительство его «нещадно отшлепали бы плетьми», которые он вспоминает в своем докладе, по-видимому, с наслаждением (стр. 1710 «Миссионерск. Обозр.», №11 за 1909 г.). А жестокая, ядовитая критика Высочайшего указа 17 апреля, полная сарказма и злости, сделанная в Государственном Совете архиепископом Николаем варшавским, разве это не преступление против Государя и Его священной воли. Буткевич поставил старообрядцам в большую политическую вину (противление Царской воле) одно лишь неповиновение собору 1655 г. в перекрещивании латин и за одну сугубую «аллилуия» признал их государственными преступниками. В ряду каких же преступников должно записать нашего безбожного обличителя и архиепископа Николая, ратующих не за аллилуию, а против Высочайшей вози, выраженной в указе 17 апреля 1905 года, против священных слов нашего Императора? Не странно ли, что эти противники Царевой воли, открытые враги благих намерений правительства, обличают старообрядцев в собственных преступлениях? Им не превышать валить с больной головы на здоровую. В эти последние годы многим старообрядцам сладко думалось, что вслед за правительством и черная ворона свистнет соловьем. Жестоко ошиблись они в своих думах. Ворона так и останется вороной, и никогда соловьем не запоет. Бесспорнейшее доказательство этому – «талантливый исследователь раскола», профессор-протоиерей и член Государственного Совета Т. П. Буткевич.

С первого же выступления о. Буткевича против старообрядцев в «Русском собрании» он заинтересовал меня и как человек, и как ученый. Кое-какие справочки, добытые мною из солидных источников, дают «ученому» обличителю старообрядчества довольно скандальную рекомендацию. Оказалось, что ложь, подлоги, искажение фактов, клевета – обычное и давнишнее занятие почтенного профессора харьковского университета. В серьезных духовных журналах более 20 лет назад стали изобличать о. Буткевича в очень некрасивых проступках. Профессора, уважающие свое высокое звание, относятся к своему харьковскому коллеге с вполне заслуженным им презрением, даже с брезгливостью. Вот какой отзыв о Буткевиче, этом «талантливом исследователе раскола», и о его «литературных» трудах дает профессор киевского Императорского университета, доктор богословия протоиерей П. Я. Светлов в своем систематическом указателе: «Что читать по богословию»: «Само по себе. – говорит о. Светлов, – имя этого «плодовитого» духовного писателя, т. е. о. Буткевича, в «Указателе апологетической литературы» не заслуживало бы не только внимания, но и упоминания Сочинения этого автора по апологетике не упоминаются в моем Указателе, как не столько полезные, сколько вредные для несведущих в богословии, вследствие особенно одного недостатка автора, между другими, – его фатальной неспособности толково и точно излагать чужие мнения, им опровергаемые (вещь элементарная в апологетике). Отталкивающую черту в этом авторе составляет также недостаточное разграничение им между научною критикою и неприличною бранью: его критика – всегда брань, в которой не нуждается христианская истина. Неспособность протоиерея Т. Буткевича передавать правдиво и точно разбираемые им мнения противников согласно отмечена даже весьма сочувственною ему критикою официальных рецензентов его докторской диссертации «Религия, её сущность и происхождение»... («Что читать по богословию», профес.-прот. П. Я. Светлова, стран. 157). Мы удивляемся, как мог «ученый» протоиерей так бессовестно одно собрание выдать за другое, единицы спутать с сотнями, навязать старообрядцам такие мнения и взгляды, которых они никогда не держались, – как он мог перепутать факты, не разобраться в очевидных и всем понятных событиях Мы не допускали мысли, чтобы профессор мог быть настолько бестолков и невежествен Оказалось же, что этими пороками наш неумолимый обличитель страдает давно. Семь лет назад двум профессорам московской духовной академии: С. Глаголеву и А. Введенскому пришлось давать рецензию на сочинение о. Буткевича: «Религия, её сущность и происхождение». Несмотря на явное сочувствие к нему официальных критиков, они все же уличили его в немалых грехах и далеко нечистоплотных «литературных» приемах. «Должно отметить, – говорит профессор Глаголев, – что там, где его (Буткевича) аргументация основывается не на логических соображениях, силу которых может оценить каждый, а на фактических данных, к ним должно относиться с осторожностью» («Богословский Вестник», 1904 г. март, Журналы собр. совета московск. духовн. акад, стр. 14). Глаголев указал в книге Буткевича на целый ряд непростительных промахов и неточностей. Автор не церемонился с известными в ученом мире именами и валил на них что попало. Наговорил неправду о. Буткевич на Вольтера и Руссо, будто они были атеистами, и материалистами. Утверждал, что будто бы английский деист Болингброк приписывал происхождение религии выдумке законодателей. О другом ученом Гоббесе сказал, что он следовал за Болингброком, тогда как на самом деле Гоббесу было уже 84 года, когда только еще родился Болингброк. Какая чудовищная у о. Буткевича неспособность разбираться в людях и событиях. Даже этой, кажется, совсем понятной вещи, что старик Гоббес не мог никоим образов следовать за неродившимся еще человеком, Буткевич не в силах был усвоить и самым немилосердным образом напутал. Нужно после всего этого только удивляться, как это он, обличая старообрядцев, не сослался на протоколы старообрядческого съезда, имеющего быть через сто лет. Видимо, этот прием, которым он так неудачно пользовался при сочинении книги «Религия, её сущность и происхождение», он на сей раз позабыл. Профессор Глаголев указал, что о. Буткевич еще одного ученого оболгал. Он утверждает, что «М .Мюллер в последнее время увлекся эволюционизмом. М Мюллер умер, но и его последний труд, как и ранние, одинаково направлялись против дарвиновской теории происхождения человека» (стран. 20). Т.-е. Буткевич навязал Мюллеру те самые теории, которые этот ученый опровергал до самой своей смерти. Вот с этим очень нечестным приемом обличения о. Буткевич и теперь не может расстаться. Наполеона, например, встречали и чествовали в Москве и Могилеве пастыри господствующей церкви. Буткевич эту измену взвалил на старообрядцев. Шестой всероссийский старообрядческий съезд постановил благодарить Государя и правительство за указ 17 апреля 1905 года, одних подписей к благодарственному адресу Государю было собрано деятелями шестого старообрядческого съезда до 77,000. А Буткевич именно про этот съезд говорит, что он единогласно постановил не благодарить, а порицать правительство. Удивительная бессовестность и бесстыдство. Профессор Глаголев изобличил о. Буткевича в клевете даже на наших праотцов. По выводам о. Буткевича выходит, что «отдаленнейшие потомки Ноя, затерявшиеся где-то на периферии обитаемого мира, исповедовали религию, несравненно более чистую, чем праотцы человечества, пребывавшие в наиболее близком Богообщении» (стр. 16). Профессор А. Введенский указал, что Буткевич оболгал Пфлейдерера, Тейхмюллера и других ученых мужей, приписав им вздорные и сумасбродные мысли, которых они не имели. «Сочинение Буткевича, – заключает о нем рецензент Введенский, – едва ли может быть отнесено к числу тех трудов, которые принято называть вкладом в науку. Безусловно необходимо и безусловно обязательно для всякого, претендующего на научное значение, исследования делать ссылки, хотя бы и по вторым источникам, но точно. Между тем, в обсуждаемой нами книги не только мелочи, но иногда и справки из авторов общеизвестных передаются чрезвычайно неточно» (стр 26).

Не лучшего мнения об «ученых» качествах о. Буткевича и о его нравственном достоинстве и профессора казанской духовной академии. Проф Е. А. Будрин в своей рецензии на сочинение Буткевича: «Зло, его сущность и происхождение», представленное на соискание степени доктора богословия, изобличает автора сего сочинения в незнании предмета, о котором пишет, в незнакомстве с источниками, на которые делает ссылки, в еретических воззрениях и т. п. Грехах. «Настоящим отзывом, – заканчивает свою рецензию проф. Будрин, – я снимаю с себя всякую ответственность за ту скорбную страницу, которая неминуемо воспоследует в истории казанской духовной академии, если совету академии благоугодно будет удостоить прот. Т. Буткевича степени доктора богословия» (см. «Дело совета казанской академии о соискании степени доктора богословия прот. Т. Буткевича», стр. 29, 41–42, 46–47, 57 и друг). После такого отзыва разве мыслимо было дать о. Буткевичу степень доктора богословия. Совет академии признал сочинение его «незаслуживающим искомой степени». Прот. Буткевич остался недоволен отказом совета в присуждении ему докторской степени, и через 10 лет на страницах харьковского журнала «Мирный Труд» (в 1908 г.) бросил академии упрек, что она скрыла» в свое время дело о неприсуждении ему ученой степени, не напечатав его в академических протоколах. Все это дело он называет «возмутительнейшей историей», заслуживающей внимания публики. В виду таких заявлений, казанская духовная академия решила, опубликовать «Дело о соискании степени доктора богословия прот. Буткевичем», снабдив их предварительным заявлением о причинах, побудивших в свое время совет воздержаться от опубликования упомянутого дела.. Причины эти заключаются «в чувстве деликатности, побуждающем щадить ученую честь авторов, которым не удалось получить от академии одобрения своих сочинений». Теперь же, «если о. Буткевич, – говорится в заявлении, – наоборот, находит оскорбительным или неудобным для себя именно такое деликатничанье со стороны академии, она удовлетворяет желание прот. Буткевича, надеясь. вместе с тем, дать беспристрастным читателям надежное средство судить о правильности своего образа действий в этом деле и оценить по достоинству все недостойные инсинуации против академической корпорации, которые проводит о. Буткевич путем печатания конфиденциальной переписки, нечистоплотного свойства» («Дело», 1 – 2 стр )

Профессор киевского университета протоиерей П. Светлов говорит, что «о. Буткевич принадлежит к разряду тех, писания коих требуют всегда строгой и тщательной во всем проверки» («Странник», 1900 г., февраль, стр. 238–39). «С истиною можно бороться только ложью. Так поступает и о. Буткевич» (там же, стр 236). Его о. Светлов изобличает в такой, например, «ошибочке»: Буткевич «уличил» Светлова, что он в свое сочинение, напечатанное в 1896 г., взял цитаты из книги о. Тихомирова, вышедшей в свет только через год после сочинения Светлова, – в 1897 г. (стр. 229). Не правда ли – маленькая «ошибочка»? Но это еще не совсем великий грех. 22 года назад о. Буткевич совершил такой подлог, пред которым бледнеют все его пороки и грешки. «Буткевич, – продолжает его разоблачать протоиерей Светлов, – не раз подавал печальный пример излишнего увлечения немецкими богословами до отождествления их имен с своими». «В 1888 году особенно резкий случай такого смешения чужого со своим со стороны о. Буткевича был своевременно отмечен и в русской духовной печати, вообще довольно равнодушной к разного рода появлению литературного мародерства у нас от привычки к этому злу. Случай этот оставил по себе сильное впечатление. В 1898 году, несмотря на десятилетнюю давность, о нем вспоминают на страницах именно «Странника» (кн. 1, стр 158) по одному поводу, когда говорят о появлении несколько лет назад в Харькове книги протестанта Зейделя «Zur Zeit Jesu» Lpz., 1884, под именем почтенного теперь харьковского протоиерея о. Т. Буткевича, под русским заглавием «Язычество и иудейство ко времени жизни Господа нашего Иисуса Христа. Священник Т. Буткевич Харьков, 1888 г.». Русский переводчик этой книги выдал чужое протестантское сочинение за свое собственное, выкинув из него только то, что явно уже обличало принадлежность книги именно протестанту. О случае этом своевременно было заявлено, по документальным данным, в «Церковном Вестнике» и в «Страннике» 1888 г., т 1, стр 409 и сл.. «Умалчивая о других грехах о Буткевича, мы считаем и сказанного достаточным для моральной оценки некоторых мест критики о. Буткевича» (там же, стр. 231). Даже слишком достаточно. Однако приведем еще несколько строк из отзыва протоиерея П. Светлова о Буткевиче. «Талантливый» харьковский профессор не стеснялся клеветать и на своего единоверного служителя алтаря, причем клеветал в печати. «То, что терпимо было бы еще под спудом и мраком словесных сплетен, слухов, клеветы, то не может быть терпимо, когда выползает на свет Божий, в печать. Настоящее мое положение, – говорит о. Свет.тов_г – да и долг писателя не позволяет мне мириться с печатной клеветой, лживым изображением моей личности и оставить без всякого ответа критику проф. Т. Буткевича, как это я хотел». «Весь отзыв о. Буткевича (о протоиерее Светлове) получает вид донесения и чего-то в роде пасквиля. Таков он и есть, – это печатная сплетня, граничащая с диффамацией, а никак не отзыв, какой бы то ни было, хотя бы и не ученый» («Странник», 1900 г, февраль, стр. 231 и 233).

Вот кто такой «талантливый исследователь раскола», член Государственного Совета, профессор харьковского университета протоиерей Т. И. Буткевич! Теперь мы имеем о нем достаточно полное и безошибочное представление и как о человеке, и как об «ученом» исследователе. В свое время Гоголь такими чертами нарисовал тип подобных ученых: «Сперва ученый подъезжает в своих рассуждениях необыкновенным подлецом, начинает робко, умеренно, начинает самым «смиренным запросом: «Не оттуда-ли? Не из того ли угла получила имя такая-то страна?» или «Не принадлежит ли этот документ к другому, позднейшему времени?» или «Не нужно ли под этим народом разуметь вот такой народ?». Цитирует немедленно тех и других древних писателей и чуть только видит какой-нибудь намек, или, просто, показалось ему намеком, уж он почует рысь и бодрится, разговаривает с древними писателями запросто, задает им запросы и сам даже отвечает за них, позабывав вовсе о том, что начал робким предположением; ему уже кажется, что он это видит, что это ясно, – и рассуждение заключено словами: «Так это вот как было! Так вот какой народ нужно разуметь! Так вот с какой точки нужно смотреть на предмет!» Потом во всеуслышание с кафедры – и ново открытая истина пошла гулять по свету, набирая себе последователей и поклонников» (Гоголь, «Мертвые души», ч. 1, гл. IX, стр. 701. изд. Сытина). Конечно, о. Буткевичу не удалось открыть но одной «истины». Но всякой дряни и мерзости он добыл много. Она оказалась, как это доказано бесспорно, в собственной его голове. Если бы этого «ученого» имел в виду Гоголь, он, разумеется, нарисовал бы его более сильными и более яркими чертами, чем те, которыми он охарактеризовал «необыкновенного подлеца». Много бесчестных, недобросовестных и лживых «обличителей раскола» знают старообрядцы. Но такой, как о. Буткевич, им встречается, кажется, впервые. И это – «талантливый исследователь раскола». Каковы же неталантливые?